Твитнуть
Отыгрывать эльфа непросто, ещё сложнее отыгрывать эльфийского разведчика. Но то, что предложил мне мастер на отыгрыш в будущей ролёвке, сперва вызвало сильное недоумение — как отыграть разведчика дроу, отправленного для исследования поверхности? Нет, ну допустим, волосы я покрашу, благо длиной могу гордиться — с первого курса института отращивал — конечно, до копчика не дотягивается, но только чуть-чуть. С красными глазами без белков тоже проблем не будет — контактные линзы ещё никто не отменял. Но вот что сделать с чёрной кожей? С помощью лома, такой-то матери ударной дозы трёх видов автозагара и найденной в обувном ящике ваксы фабрики "Красный большевик" образ немного офигевшего тёмноэльфийского разведчика был почти создан. Дополнил его самолично сшитый в прошлом году костюм Гилли на базе костюма разведчика «Леший», псевдоэльфийский плащ из масксети и шёлковой основы, наикрутейший берестяной, обшитый хэбэшной масксетью колчан и купленный на нечестно закалымленные деньги блочный лук. Как я его буду отыгрывать, я не знаю, но таскать с собой самоделку из «полена» было ниже моего достоинства. В принципе до начала игры было ещё три с половиной часа и где-то 42 км расстояния до места проведения, так что смывать с таким трудом наведённую маскировку я не стал — накинул капюшон плащ-палатки поглубже, закинул в карман паспорт, охотничий билет и чинно прошествовал мимо обалдевшего кота в прихожую. Когда-то давно, ещё в десятом классе я заинтересовался изготовлением индейских мокасин и теперь с прошествием кучи запоротых кож, порезанных дратвой рук и проколотых сапожной иглой пальцев, являлся единственным в городе владельцем предмета зависти всех знакомых ролевиков — пары отличных мокасин. Зашнуровавшись и включив в плеере тихую жизнеутверждающую музыку (сегодня это была Мельница), быстро спустился во двор.
Испытав как всегда тихое шипение агентов ЦРУ, (это я о бабушках, как всегда обсидевших ближайшие к подъезду лавочки) быстрым шагом двинулся в сторону ЖД вокзала в надежде успеть на электричку. Быстрая пробежка по улице в Гилли, с луком в руке и колчаном на спине является с моей точки зрения компромиссом между активным поиском милиционеров и попыткой добить окружающих обывателей танцем. Поднявшись по эстакаде на вторую платформу и убедившись в отсутствии электрички, принялся, от нечего делать в ожидании прибывающего состава, прогуливаться вперёд назад по перрону, с учётом не особо солнечного утра и замечательной температуры в двенадцать градусов поглубже натянув капюшон и засунув руки в карманы. Светить наращенными акриловыми ногтями с кинжальной заточкой не особо хотелось — до сих пор вспоминаю свои ощущения после взгляда девушки-мастера в салоне красоты — по-моему, несмотря на попытки объяснить, что такой маникюр требуется для отыгрыша эльфа, девушка пыталась начать подозревать меня в чём-то небесно-синем. На перрон медленно начали подтягиваться ранние дачники и просто личности неопределённой направленности, и наконец-то, после двадцатиминутного ожидания, подъехала электричка. Разместившись на лавке, прислонив лук и сняв колчан, я вытянул ноги, с наслаждением потянулся, и прислонившись к стеклу, вперился взглядом заоконную действительность и сделал музыку на плеере погромче. На следующей остановке затолкалась ещё толпа дачников, и я обзавёлся попутчиками — тремя тётками, формата — носитель помидорной расады стратегического назначения, и одним дедулькой, с замечательной резной палкой и протёртым брезентовым рюкзачком.
— Сынок, ты агрегат-то свой не подвинешь? — обратился ко мне дедуля, пытаясь устроиться на оставшемся кусочке лавки, как-то неловко пристраивая правую ногу.
— Да дед, никаких проблем. — ответил я, сдвигая колчан в угол и ставя лук между ногами.
— Что ж я, совсем зверь что ли.
Крайняя тётка непонятной наружности в мохеровой кофте резко возмутилась:
— Значит женщинам он место от своей хреновины освободить не захотел. У нас может расада нежная, её на полу держать нельзя, двинет какой-нибудь ногой и сколько труда насмарку.
— Женщина, ваша расада может постоять и на полу — буркнул я.
— А вот лук могут и стукнуть, а он денег стоит. — и тут я понял, что попал, видно день у этих дам в связи с ранней побудкой не задался с самого начала, и дамам срочно требовалось на ком-то оторваться.
— Развалился тут как фонбарон, а женщины тут разместится не могут, совсем молодёжь оборзела, обвешался какой-то хренью как бомж и расставил на весь вагон железок, да ещё и выступает!
— И вообще, спрятал харю свою и приличных женщин оскорбляет!
Булькнула вторая соседка с корзинкой на коленях, из которой выглядывала тщедушная расада "А-ля чернобыльская конопля".
— Да пьяный он, вот и морду прячет!
Поддакнула последняя жертва приусадебного хозяйства.
— Вы уверены, что хотите увидеть моё лицо? — Уже начиная внутри истерически подхихикивать, замогильным голосом произнёс я.
— Что с похмелья-то хари стесняешься! Вот молодёжь, нажрутся самогонки, а на утро харями-то синими, да похмельными светят, пьяни несусветные!
Достав из кармана руки, я протянул их к капюшону, с тихим шелестом шёлковой основы плаща в полумраке вагона сгустившейся тенью проявились кисти, на которых мрачно блеснули отполированные, чёрные в тон коже, кинжальные когти. Потянув за края капюшона, я стянул его с головы, обнажив молочно-белые волосы и иссиня чёрное лицо. Раскрыл алые, без белков и зрачков глаза, и произнёс:
— С добрым утром садоводы-огородники! — широко улыбнувшись увеличенными в прошлом месяце у знакомого стоматолога клыками.
Испытав как всегда тихое шипение агентов ЦРУ, (это я о бабушках, как всегда обсидевших ближайшие к подъезду лавочки) быстрым шагом двинулся в сторону ЖД вокзала в надежде успеть на электричку. Быстрая пробежка по улице в Гилли, с луком в руке и колчаном на спине является с моей точки зрения компромиссом между активным поиском милиционеров и попыткой добить окружающих обывателей танцем. Поднявшись по эстакаде на вторую платформу и убедившись в отсутствии электрички, принялся, от нечего делать в ожидании прибывающего состава, прогуливаться вперёд назад по перрону, с учётом не особо солнечного утра и замечательной температуры в двенадцать градусов поглубже натянув капюшон и засунув руки в карманы. Светить наращенными акриловыми ногтями с кинжальной заточкой не особо хотелось — до сих пор вспоминаю свои ощущения после взгляда девушки-мастера в салоне красоты — по-моему, несмотря на попытки объяснить, что такой маникюр требуется для отыгрыша эльфа, девушка пыталась начать подозревать меня в чём-то небесно-синем. На перрон медленно начали подтягиваться ранние дачники и просто личности неопределённой направленности, и наконец-то, после двадцатиминутного ожидания, подъехала электричка. Разместившись на лавке, прислонив лук и сняв колчан, я вытянул ноги, с наслаждением потянулся, и прислонившись к стеклу, вперился взглядом заоконную действительность и сделал музыку на плеере погромче. На следующей остановке затолкалась ещё толпа дачников, и я обзавёлся попутчиками — тремя тётками, формата — носитель помидорной расады стратегического назначения, и одним дедулькой, с замечательной резной палкой и протёртым брезентовым рюкзачком.
— Сынок, ты агрегат-то свой не подвинешь? — обратился ко мне дедуля, пытаясь устроиться на оставшемся кусочке лавки, как-то неловко пристраивая правую ногу.
— Да дед, никаких проблем. — ответил я, сдвигая колчан в угол и ставя лук между ногами.
— Что ж я, совсем зверь что ли.
Крайняя тётка непонятной наружности в мохеровой кофте резко возмутилась:
— Значит женщинам он место от своей хреновины освободить не захотел. У нас может расада нежная, её на полу держать нельзя, двинет какой-нибудь ногой и сколько труда насмарку.
— Женщина, ваша расада может постоять и на полу — буркнул я.
— А вот лук могут и стукнуть, а он денег стоит. — и тут я понял, что попал, видно день у этих дам в связи с ранней побудкой не задался с самого начала, и дамам срочно требовалось на ком-то оторваться.
— Развалился тут как фонбарон, а женщины тут разместится не могут, совсем молодёжь оборзела, обвешался какой-то хренью как бомж и расставил на весь вагон железок, да ещё и выступает!
— И вообще, спрятал харю свою и приличных женщин оскорбляет!
Булькнула вторая соседка с корзинкой на коленях, из которой выглядывала тщедушная расада "А-ля чернобыльская конопля".
— Да пьяный он, вот и морду прячет!
Поддакнула последняя жертва приусадебного хозяйства.
— Вы уверены, что хотите увидеть моё лицо? — Уже начиная внутри истерически подхихикивать, замогильным голосом произнёс я.
— Что с похмелья-то хари стесняешься! Вот молодёжь, нажрутся самогонки, а на утро харями-то синими, да похмельными светят, пьяни несусветные!
Достав из кармана руки, я протянул их к капюшону, с тихим шелестом шёлковой основы плаща в полумраке вагона сгустившейся тенью проявились кисти, на которых мрачно блеснули отполированные, чёрные в тон коже, кинжальные когти. Потянув за края капюшона, я стянул его с головы, обнажив молочно-белые волосы и иссиня чёрное лицо. Раскрыл алые, без белков и зрачков глаза, и произнёс:
— С добрым утром садоводы-огородники! — широко улыбнувшись увеличенными в прошлом месяце у знакомого стоматолога клыками.
Комментарий